Преодоление
узкопсихологистского, индивидуалистического толкования человеческой
деятельности позволило преодолеть традиции, так называемой,
«гносеологической робинзонады», утвердить принцип детерминированности
человеческого познания, его социальной сущности. Однако, научный статус
данного принципа требует дальнейшей детализации и уточнения.
В текущей литературе можно нередко отметить факты, когда исследователь
соответствующей проблемы фиксирует её в качестве проблемы
«философско-социологической», без каких-либо последующих оговорок. Это
относится к таким феноменам как «человек», «личность», «сознание,
«общество», «деятельность», «практика», «труд» и т.д. Большинство
профессионально работающих авторов со всей определённостью исходят из
того, что, например, «философия», «естествознание или «политэкономия»
суть вещи разные. Но в гораздо меньшей степени учитывается (а, порой, и
вовсе не учитывается!) то, что философия и социология – это тоже далеко не одно и то же.
В самом деле, категориальный аппарат, точнее, номенклатура категорий, у
философии и социологии весьма сходны. И та и другая познаёт человека.
Обе они интересуются человеком как существом социальным. Каждая из них
анализирует человеческое мышление в качестве специализированной
деятельности мысли – в виде науки.
Всё дело, однако, в том, что для первой, т.е. для философии, человек
есть вещь «бесконечная», существо «универсальное», в то время как для
второй, т.е. для социологии, он – вещь «конечная», частичная. С позиций
науки социологии, социальность человека выступает в виде «конечной
совокупности» социальных качеств-способностей, а именно: функций и ролей
а наличной социальной системе. Эти роли-способности надо просто
усвоить, ибо они уже «есть» в наличии как некое множество «социальных вещей».
Так, почти вся литература по социально-биологической проблеме обсуждает
именно то, в какой мере живое человеческое тело в состоянии быть
носителем, «субстратом» общественно значимой (т.е. регламентированной
коллективом) функции врача, мыслителя, политика, проповедника и т.д.
В итоге, эмпирически достоверную ситуацию, согласно которой, во-первых,
не каждый человек выполняет именно эту функцию, а во-вторых, не все
общественные роли выполняет именно этот человек, нередко выдаётся за,
якобы, философски обоснованный «вывод» о социально-биологической
«природе» человека. Между тем, констатация факта, выдаваемая за его
объяснение, есть неверное объяснение! И его методологическая
несостоятельность состоит именно в смешении философского понимания
«социального» с его социологическим пониманием.
Изъясняясь популярнее, осёл Александра Македонского участвовал во всех
битвах великого полководца и потому имеет полное право называться
«македонским»… Но македонским не «Александром», а македонским… о с л о
м! Поэтому можно согласиться с выводом редакции журнала «Коммунист» о
том, что социально-биологический дуализм свидетельствует о «низкой
философской культуре»./Коммунист, № 14, 1983, с.110./
Аналогичные соображения справедливы и по отношению к мышлению, познанию
как атрибуту человеческого бытия. Они – «одно» с позиций теории
познания, гносеологии и нечто «другое» по отношению к социологии познания.
Социология познания, как разновидность социологии вообще,
способна зафиксировать только «факторы» социальности в познавательном
процессе: язык, традиции, школы, парадигмы, коммуникации и т. п. Этот
угол зрения на познание обычно дополняется, так называемым, «системным
подходом», полностью остающимся в границах «факторного анализа» и
который нельзя путать с «целостным подходом», как философским принципом.
С позиций социологии само познание и институциализированная форма,
организация познавательного процесса, «управляющая» работой
индивидуальной головы, являются с и н о н и м а м и. Проще говоря,
индивидуум здесь выступает лишь «агентом» познающей мысли, ( «ослом»
Александра Македонского…)
Вопрос, однако, не в том, «из чего» складывается социальное, а в том, «что есть» социальное как таковое и как оно т р а н с-формируется в
ткань науки как «всеобщей силы человеческой головы» и «наиболее
основательной формы общественного богатства» (К.Маркс). Такое понимание
социальности доступно именно философии и зафиксировано оно в понятии
«неорганического тела человека», как духовного, так и материального.
Со стороны своего неорганического («второго») тела человек выступает не
как конечное существо («природная вещь» – в естествознании; «социальная
вещь» – в социологии; «психическая вещь» – в психологии), а как
существо б е с к о н е ч н о е, а именно: универсальное, само-устремлённое, само-обоснованное, само-деятельное и свободное.
Что касается собственно познания, то, например, естествознание и
искусство, по определению К.Маркса, в силу сказанного, тоже являются
«духовно неорганическим телом» человека, а наука вообще выступает формой духовной самодеятельности, сферой человеческого САМОпроизводства.
Говоря ещё определённее, в познании «социальное как таковое», (а не тот или другой «фактор» социальности), представлено к а т е г о р и я м и, как всеобщими формами человеческой деятельности.
Являясь своеобразными «социальными генами» неорганического тела
человека, они суть «гены» и для его же «органического тела», и для себя
же самих.
Ген гена – это г е н и а л ь н о с т ь, т.е. то самое, что Аристотель
именовал как «форма форм», а молодой А.Ф. Лосев - как «Самое Само»…
Значит, одинаково хорошо формообразуя у человека его общественные
связи, чувства, мысли и дела, категории выступают конституирующим
моментом также и познавательного процесса, организуя «изнутри» (а не
«извне») весь процесс духовного производства, не зависимо от того,
институциализирован он или нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий