СТАТЬЯ, «Какой Христос спасет Россию?» А.Казакова и
отклики на неё («РИТМ» № 75-101) несомненно, отражают интерес читателей к
вопросам вероисповедания. Вполне разделяю боль, озабоченность авторов
по поводу будущего России. Однако с содержанием заметок относительно
места православия в духовной жизни народа согласиться никак не могу.
Итак, коротко. А. Казаков: «Христианская Россия живет
уже более 1000лет, а США существуют всего лишь 200. Так почему же
ребенок собирается вразумлять умудренного седого отца! Кто из них
наиболее признан благодатью христианства?»
Н. Урванцев: «Думается, после этого всякий честный
человек, который любит Родину, даже если он – атеист, должен будет стать
православным христианином».
Г. Киселев: «…Согласен с автором, что нечего нас учить христианству всяким иностранным бизнесменам от религии».
Таковы ключевые выдержки из публикаций, по которым
вполне можно судить о их стиле, уровне аргументации. Не будет большого
преувеличения, если подытожить смысл публикаций так: «Караул! В истинно
христианскую православную Россию с Запада идет ересь! Не пущать!» А была
ли до 1917 года православная церковь истинно христианской?
Во второй половине прошлого века русский философ
Владимир Соловьев очень много внимания уделял христианству. Что же писал
он о православной церкви? «Национальный вопрос в России» (1883-1888
г.): «Ложный патриотизм боится чужих сил; истинный патриотизм пользуется
ими, усвояет их и оплодотворяется ими. Мы воспользовались чужими силами
в области государственной и гражданской культуры. Но для христианского
народа внешняя мирская культура может дать только цвет, а не плод его
жизни; этот последний должен быть выработан более глубокой всеобъемлющей
– духовной или религиозной культурой. Но именно в этой области мы
остаемся совершенно бесплодны. Несмотря на личную святость отдельных
людей, несмотря на религиозное настроение всего народа, в общей жизни
самое крупное и заметное, что мы произвели, есть церковный раскол».
Ранее, в 1870 году, В. Соловьев писал: «В русской церкви царит мерзость
запустения, а у ограды церковной стоят не ангелы, охраняющие её входы и
выходы, а жандармы и квартальные надзиратели…эти стражи нашего русского
душеспасения, охранители догматов русской православной церкви,
блюстители и руководители русской совести.
Таким образом, национальная русская церковь покинута духом истины и любви, и посему не есть истинная церковь бога».
Следует заметить, что Святейшим Синодом был наложен
жесточайший запрет на публикацию работ В. Соловьева, касающихся религии.
А ведь он – самый искренний и самый горячий защитник максимально
канонического и строжайше догматического православия. И в этом смысле
максимально консервативен, и даже консервативнее тех официальных
учреждений и лиц, которые В. Соловьев с таким пафосом громит.
Свидетельствует С.М. Степняк-Кравчинский
(1851-1895г.г.) – высокообразованный народник, народоволец, много
общавшийся как с городскими рабочими, так и с крестьянами («Русская
грозовая туча», 1885 год, «Тайм» - Лондон): «Говорят, что русские
крестьяне очень религиозны. Это верно лишь в отношении раскольников, а
не официальной православной церкви. Что, безусловно, преобладает у нас, -
это механическая, почти языческая обрядность, под прикрытием которой
таится религиозное безразличие. Духовенство лишено всякой независимости,
священники всегда находятся под надзором – на каждом шагу, в каждой
проповеди – и приучены к пассивной покорности и исполнению приказов
царских чиновников… Уже давным-давно русские священники перестали
бороться за нравственное руководство паствой. Они озабочены лишь тем,
чтобы побольше выжать из крестьян. Поэтому православные крестьяне
совершенно не уважают своих прожорливых попов-вымогателей и подчас
презирают и высмеивают их».
С чем же пришла русская православная церковь к 1917 году, какого русского человека она сформировала?
РУССКИЙ писатель В.Г. Короленко – один из честнейших и
активнейших деятелей и свидетель событий 1917-1918 годов – записал в
дневнике 5.12.18 г.: «Наша психология – психология всех русских людей –
это организм без костяка, мягкотелый, неустойчивый. Русский народ якобы
религиозен. Но теперь религии нигде не чувствуется. Ничего «не грех».
Это в народе. То же и в интеллигенции. Успех – все. В сторону успеха мы
шарахаемся, как стадо. Это и есть страшное: у нас нет веры, устойчивой,
крепкой, светящей свыше временных неудач и успехов. Для нас «нет греха» в
участии в любой преуспевающей в данное время лжи. И оттого наша
интеллигенция, вместо того чтобы мужественно и до конца сказать правду
«владыке народу», когда он явно заблуждается и дает себя увлечь на путь
лжи и бесчестья, - прикрывает отступление сравнениями и софизмами».
Общеизвестно, что русская православная церковь всегда
была опорой и верной служанкой самодержавия, что, в конце концов, и
сгубило её. Однако, будучи соучастницей самодержавия в преступлениях
против собственного народа, часто оказывалась сама жертвой. Задолго до
большевиков грабили её Петр I, Екатерина II. Как и большевики – в высших
государственных интересах. А в искоренении ереси церковь опиралась на
мощный репрессивный аппарат самодержавия. Сколько русских было изгнано
из России из-за нетерпимости религиозного официоза. Сколько староверов
ушли из жизни самосожжением, сгинули в глухомани Севера, Урала, Сибири?
Во всем – заслуга православной церкви!
Катастрофа 1917 года трактуется, прежде всего, как
крах самодержавия. Но это и естественный итог деятельности православной
церкви. В 1917 году рухнули «несущие конструкции» духовной жизни
русского народа: сын пошел против отца, брат – против брата. «Так надо» –
поет Игорь Тальков в песне «Бывший подъесаул». В этой песне – вся драма
России, русского народа, в ней вижу высшую историческую правду. Считаю
её подлинным шедевром, быть может, самым лучшим художественным
произведением о гражданской войне. Но и через 70 лет нам говорят:
«должен». И все тут! Так в чем же глубинная слабость – ахиллесова пята
православия?
В 1991 году в Лениздате вышла книга «Еретики и
ортодоксы» А.Ф. Замагеева, Е.А. Овчинникова. Мне – не профессионалу в
богословии – эта книга многое прояснила. Приведу лишь ключевую мысль,
дающую, как мне представляется, ответ на поставленный вопрос.
«Конечно, древнерусское православие сильно сковывало
умственные брожения допетровской эпохи. Оно по существу с самого начала
уклонилось от духовного универсализма христианства, его общечеловеческих
идеалов. Более того, как ни покажется странным, именно православная
церковь явилась главным препятствием на пути действительной
христианизации общества. Ориентируясь на Византийские схемы, она сузила
горизонт восприятия евангельской истины до простого аскетизма и мистики,
противопоставив «деятельное богословие», т.е. обрядовые ритуалы
рациональной теологии. Это не замедлило привести к тому, что наши
предки, сами того не подозревая, отреклись от самой сущности
христианства».
Надеюсь, вышесказанное дает в первом приближении
представление о «1000-летнем старце», как себе А. Казаков представляет
русское православие. А что же «200-летний ребенок?» Попытаемся
разобраться и в этом.
ИЗВЕСТНО, что в США коренные жители – индейцы очень
скоро стали национальным меньшинством. Большинство же составили выходцы
из Европы – преимущественно из Британии, Ирландии. Крестить их в США не
нужно было, ибо в Британии христианство обосновалось твердо к началу IV
века, а начало христианизации Ирландии датируется 432 годом. Совершенно
очевидно, что с этих дат и надо вести отсчет, если уж А. Казакову так
нужно сравнение. Получается, что «ребенок» оказывается старше «старца»
на 500…700 лет. Но дело не только в формальном отсчете времени от «даты
рождения». Можно ли не учитывать фактор пространства, степень обжитости,
наличие коммуникаций (острова, окруженные морем, и громадный массив
материка)? Сопоставимы ли скорость распространения христианства в
Британии и России? Не сопоставимы и плотность населения. Для А. Казакова
все это вряд ли существенно, ибо мыслит он «по-крупному»!
Может быть, представляет интерес отношение народа к
православию? В последние годы в СССР проводились представительные опросы
населения. Часть данных опубликована в журнале «Вопросы философии» № 7
за 92 год. Приведу выдержки из сообщения Д. Фурмана (доктор исторических
наук, аналитический центр РАН):
«Прежде всего, одним из важных и несколько
неожиданных для нас результатов наших исследований является вывод о том,
что хотя атеизм продолжает отступать, тем не менее «религиозный бум»,
похоже, уже кончается, и в 1990 и в 1991 годах процент ответивших «да»
на вопрос «верите ли вы в Бога?» среди опрошенных один и тот же – 29%. В
Москве удельный вес верующих уменьшился с 27 до 24%.
Еще более поразительным для нас результатом оказалось
то, что за 1990 – 1991 годы произошло резкое ослабление симпатий к
православию. Удельный вес всех православных (и приверженцев патриархии, и
сторонников «свободной церкви») в 1991 г. понизился по сравнению с 1990
г. по выборке более чем вдвое, с 46 до 19% (в Москве с 43 до 25%).
Падение это показалось нам настолько неправдоподобным, что мы
перепроверяли цифры. Кто же теснит православие?
ОСНОВНУЮ конкуренцию православию составляют не другие
религии, а бурно растущая категория людей вообще без конфессиональной
принадлежности – христиане вообще. Их удельный вес повысился с 22 до 47%
в целом по стране и с 22 до 43% в Москве. Число «христиан вообще»
растет быстрее, чем число православных, и что самое важное – за счет
православных. Движение, таким образом, идет не к большей определенности,
а к большей неопределенности».
Такова реальность жизни. Почему-то не следует народ в
основной своей массе призывам Н. Урванцева – сторонника православного
фундаментализма. А если тенденция сохранится, то «православный
фундаментализм» не имеет в Росси будущего.
В заключение поделюсь коротко о самом банальном.
Тоталитаризм, гулаги, реки человеческой крови начинаются не с захвата
власти диктаторами, не с установки заборов с колючей проволокой, не с
массовых расстрелов. Начинается все с очень простого. В обществе
появляется человек, который считает, что он вправе сказать другому
человеку: «Ты должен». Неужели этой простой истины до сих пор не поняли
радетели православия, считающие себя большими патриотами России?
Считаю уместным здесь привести выдержку их «Апологии
сумасшедшего» П. Чаадаева: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но
есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к
отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей
человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную
ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет
свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству.
Не чрез родину, а чрез истину ведет путь в небо. Правда, мы, русские,
всегда мало интересовались тем, что истина и что ложь…».
А. ДЖАФАРОВ, инженер-конструктор ОГК ПО.
«РИТМ», № 119 (11762), Четверг, 29 октября 1992 г. Тираж 5480. Зам. редактора Б.П.ШИГАЙКИН.
От публикатора
«УРАЛМАШ уходит…в НЕБО!».
Что статья А. Джафарова есть «кладезь софистики» -
это очевидно. Интерес к ней именно в этом, логико-гносеологическом,
аспекте может и должен быть воистину непреходящ.
Но нас должно интересовать другое. А именно:
фактические, психолого-политические и, теперь уже, чисто исторические
обстоятельства той свершившейся дискуссии, без чего не возможна нынче в
стране никакая сколько-нибудь научная политология (если «политология»
вообще может быть научной…).
Читатель обратил внимание: дискуссию начал один
человек, а «закончил» её совсем другой. Именно – Б. Шигайкин,
фактическая «номенклатура» парткома завода, ЦК КПСС и Свердловского
обкома КПСС. (Известно, что в аппарате ЦК имелся специальный
инструктор-куратор многотиражки Уралмашзавода). Трепетно передавая в
руки участников текст статьи А. Джафарова, он нервно ожидал их реакции.
Угадав её, (ту, единственную, которая только и могла у них быть!) он
энергично замахал руками, раздраженно водя носом по сторонам, чтобы
удобнее было спрятать глаза.
- Нет, нет! Никакого продолжения дискуссии не будет. Мы решили – хватит! Наша газета – это вам не журнал «Вопросы философии»!
Да, это и был конец. Но чего именно?
…Общество «ждало» ВАУЧЕРА. Осенью 1992 года он был
уже официально объявлен. К этому времени на Уралмаше все в основном было
«уже готово». Партком завода был демократически выметен референдумом (с
сокрытием от страны истинных мотивов людей); неформальное
коммунистическое и рабочее движение разгромлено и маргинализировано. А
частично и подкуплено директорским корпусом Орджоникидзевского района и
руководителями райкома партии; КПСС – запрещена бурбулисовским декретом
Б. Ельцина; последние бастионы народного самосознания, рассудка и
инстинкта национального самосохранения, доставшегося от исторической
России бывшим крестьянам, строившим «Уралмаш», активно атаковывались
духовными эмиссарами американского профессора-экономиста Джеффри Сакса
на улицах, проспектах, ДК и на стадионе соцгорода…
Развернувшаяся дискуссия грозила тем, что морок
«акционирования» во имя «приватизации», в виде «ваучеризации», может
должным образом не состояться или даже пройти совсем. А ведь «Уралмаш»,
как Севастополь и Волгоград, - это символ общенациональный! Не случайно,
развернувшаяся по стране «департизация», пошла-то именно с него…
Так что административно-волевой запрет на дискуссию
был. И был он не единственным фактом. Мобилизовав
коммунально-парткомовскую номенклатуру, горящие нетерпением
приватизаторы, подвергли администратино-криминальному прессингу главного
автора дискуссии А. Казакова. А когда журналист А. Жохов дал в газете
развернутую публикацию об этом (см. «ДВЕРЬ ДЛЯ «МУДРЕЦОВ» Фельетон,
РИТМ, Вторник, 14 сентября 1993 г.), то вскоре и он был вынужден сменить
место работы, уйдя из газеты.
Таким образом, путь для людоедских реформ, справедливо сегодня признанных «геноцидом», отныне был ясен и чист.
…Сегодня много и пафосно говорят о «возрождении
Уралмаша». Дело, конечно, хорошее. Но кто и когда объявит, что прежде,
чем возрождать завод, следует провести «восстановление народного
хозяйства» страны?
Таков исторический императив РЕАЛЬНОЙ РОССИИ, «обмануть» который - никому не дано!
Комментариев нет:
Отправить комментарий